Среди ночи Эви несколько раз просыпалась в объятиях Адама, наслаждаясь мгновением близости и покоя. Как она любит его! И теперь уже никогда не покинет.
Ее рука скользнула по округлому животу. «Надеюсь, это мальчик», — мечтательно подумала молодая женщина, с любовью глядя на такое мальчишеское во сне лицо рядом с собой. Ее губы тронула легкая улыбка, она закрыла глаза и снова уснула.
Начало дня было серым и мрачным. Низкие облака грозили разразиться ливнем. С помощью толстой палки и брезента Адам соорудил навес в задней части повозки.
Наспех позавтракав, они двинулись в путь. К середине дня начался ливень, превративший местность в болото. Камни сделались скользкими. Теперь они двигались черепашьим шагом. Адам настоял, чтобы Эви передвинулась в конец повозки под брезент, однако ей несколько раз приходилось слезать на землю, когда он вытаскивал колесо из глубокой размокшей колеи.
Адам начал пересекать вздувшийся от дождя ручей, когда заднее колесо повозки застряло между двух камней. Он соскочил в воду, перебрался вброд, вылез на берег и нашел крепкую палку, которую можно было использовать как рычаг.
Несколько раз, пытаясь освободить колесо, Адам терял равновесие в потоке воды. Лошадь тянула изо всех сил, но повозка не двигалась с места.
— Эви, я должен облегчить груз! — крикнул Адам сквозь ливень. Как только он добрался до Эви и поднял ее, повозку сорвало с застрявшего колеса, и она тут же попала в быстрое течение. Адам ухватился за задний борт, придержал из последних сил служившую им колымагу и залез внутрь, Эви тоже добралась до сиденья и попыталась подхватить повод, который плавал рядом в воде, словно длинная лента.
— Я не могу достать его, — сказала она задыхаясь, когда Адам забрался на сиденье рядом с ней.
— Сиди и держись, — резко приказал он. Эви думала, что Адам наклонится и подхватит повод, но вместо этого он спустился в воду и, перехватываясь руками, двинулся вдоль оглобли.
Эви ничем не могла помочь и только наблюдала за ним. Если он потеряет опору, то может упасть и удариться головой. Однако Адам держался крепко и, достигнув конца оглобли, закинул ногу на барахтающуюся лошадь.
Крепко сжимая коленями бока животного, Адам наклонился, чтобы дотянуться до поводьев. Когда они оказались в его руках, он направил лошадь к берегу. В конце концов измученная лошадь нашла опору и добралась до противоположного берега, волоча за собой сломанную повозку.
Измученный Адам сполз на землю. Все его силы были отданы борьбе с течением. Он лег на землю, не отпуская поводьев.
Эви слезла со своего шаткого сиденья и поспешно опустилась на колени рядом. Ее спутанные волосы свисали на плечи мокрыми сосульками, когда она склонилась над ним с озабоченным видом:
— С тобой все в порядке?
Адам кивнул и сел.
— Да… вот только отдышусь… немного. А как ты? Успокоившись, Эви сказала, стуча зубами:
— Я в порядке… только очень замерзла. Адам обнял ее и крепко прижал к себе. Затем наклонил голову и поцеловал. В этом поцелуе смешались успокоение, желание и любовь. Две фигуры оставались в объятиях друг друга, не замечая дождя, который продолжал поливать их.
Хотя большая часть содержимого повозки намокла, Эви слишком замерзла, чтобы что-то предпринимать сейчас. Дрожа, она сняла мокрую одежду и завернулась во влажное одеяло. Она не могла припомнить, чтобы когда-либо была в таком жалком состоянии.
Прошло около часа, прежде чем Адам сумел отыскать немного сухих дров для костра. Эви поставила котелок, чтобы сварить кофе, в то время как Адам снова пошел за дровами. Когда он вернулся, его уже ждали горячие бобы с солониной.
В эту ночь они залезли под брезент и уснули в объятиях друг друга.
Эви проснулась от ударов грома и вспышек молний, пронзающих небо в отдалении. В течение ночи дождь время от времени затихал, но было ясно, что гроза, шумевшая вдалеке, скоро придет к ним.
Молодая женщина села и осторожно потерла ноющую поясницу. Подошел Адам и протянул ей чашку кофе.
— Доброе утро. Как только поешь, двинемся. Я упаковал все, что лошадь может унести в седельных сумках.
Кивнув, Эви оделась. Одежда была все еще сырой.
— Мы возвращаемся на рудник?
— Конечно, нет. Мы оба сядем на мерина. Он достаточно силен, чтобы довезти нас до Соноры.
Жуя черствый сухарь и допивая остатки кофе, Эви наблюдала, как Адам заворачивал одеяла в брезент. Закончив, привязал скатку к седельным сумкам.
Эви раздражала настойчивость Адама. Продолжать путешествие неразумно.
— Почему мы не можем задержаться на день, чтобы отдохнуть и обсушиться?
Адам раздраженно посмотрел на нее и вздохнул:
— Мы не сможем обсушиться здесь. Посмотри на небо. Так что, пожалуйста, не спорь со мной.
Эви поняла, что дальнейший разговор бесполезен. Однако трудно отделаться от старых привычек: спорить с решениями Адама было ее второй натурой.
— Не понимаю, почему мы не можем вернуться и подождать, когда Сэм и Симона тоже уедут? Какое значение имеет неделя или около того?
— В этих горах через неделю может выпасть снег. Мы можем потерять ребенка, если он родится в Пэдди или, хуже того, на руднике. — Он вывел оседланную лошадь и взобрался на нее.
— Но почему все должно быть так плохо? — упорствовала она.
Адам протянул ей руку, и она неохотно ухватилась за нее. Он поднял Эви, и она уселась на широкое седло в кольце его рук.
— Эви, мотаться по этим горам в твоем положении — безумие. Я терпел достаточно.
— Я не была уверена, что беременна, когда покидала Сан-Франциско, — резко сказала она оправдываясь.
— Не хватало еще, чтобы ты знала об этом. — Его упрек напомнил о прежнем Адаме: самодовольном, упрямом и безапелляционном.
— Если бы я задержалась, Сэм и Симона ушли бы без меня. — Внезапно глаза ее расширились от острой боли в пояснице.
Ни о чем не подозревая, Адам продолжал высказываться:
— Ты думала только о том, чтобы сбежать от меня, не заботясь о последствиях. Однако нравится тебе или нет, Эви, но мой ребенок не должен родиться на руднике.
Эви ощутила новый приступ боли. Она беспокойно посмотрела мужу в лицо.
— Адам, кажется, я рожаю. Но ведь еще слишком рано. Очень рано.
Увидев ее испуганный взгляд, он тихо выругался:
— Проклятие! Я знал, что нам надо было поскорее убраться отсюда. Ты уверена, Эви?
— Не очень. Я никогда не рожала прежде. Возможно, я ошибаюсь. — Через несколько минут боль снова повторилась, не оставляя сомнений. — Я уверена, ребенок начал двигаться, Адам, но ведь еще слишком рано.
Ссора была забыта. Спокойный голос Адама скрывал его волнение:
— Возможно, ты ошиблась в подсчетах. Я должен доставить тебя в Сонору. Не беспокойся, дорогая. — Он обнял ее и подстегнул лошадь, чтобы та ускорила шаг.
Боли продолжались все утро. Адам остановился только один раз, чтобы дать передохнуть лошади. К полудню снова пошел дождь, и Адам укрыл Эви своим пончо.
Теперь схватки повторялись не часто, но их интенсивность возросла. Эви ерзала в его объятиях от острой боли, но сдерживалась, чтобы не кричать.
Через час над головами послышалось отдаленное громыхание. Вспышки молний сопровождались громом, разносившимся эхом по всей долине.
Стараясь сдерживать стон, Эви напрягалась в объятиях Адама. Ее глаза расширились от испуга. Адам чувствовал, что приступы становятся все более ощутимыми, но она не жаловалась.
Оставалось еще пять миль до хижины и по крайней мере пятнадцать до Соноры. Адам размышлял, как долго Эви сможет переносить эту боль. В городе она могла бы получить необходимые медикаменты и, возможно, помощь врача или по крайней мере помощь женщины, которая знает, что надо делать в подобных случаях. Если бы Эви могла потерпеть, было бы разумнее доставить ее в город. Он крепко обнял ее, стараясь защитить от дождя.
Неподалеку молния ударила в дерево, расщепив его надвое. Вспыхнуло пламя, и лошадь в испуге отпрянула назад, взметнув вверх передние ноги. Адам с трудом удержал Эви, стараясь управлять лошадью.